– Ты мне про разорванные самопалы уже раз двадцать рассказал.
– Ну так я не просто так тут сижу, а работаю над прикладами, да еще и за тобой, балбесом, присматриваю, чтобы брака не было.
– Приклад – громко сказано.
– Не будь таким придирчивым.
– Как думаешь, эти опять появятся?
– А хрен их поймешь. Знать бы еще, что это за личности. Малой – тот вряд ли. То есть среди них он, может, и был, но рулить такой не сможет. Сопля ведь зеленая, а не человек. Я не про рожу и всякое другое, а про характер. Про, так сказать, сущность его гнилую.
– Чего они вообще на нас полезли? Ведь могли бы мирно договориться или хотя бы попробовать.
– Рогов, ты на небеса здешние когда последний раз посматривал? Видел небось темными ночами, что не похожи они на наши, родненькие? И спутников тоже не видать. И самолетов со спасателями или там вертолетов. Все, у кого глаза есть, тоже это видели. И думали при этом, причем не тем, чем ты думаешь, а головой. А думали они о том, что дела у них идут не очень хорошо. Оказались они по беспределу полному на горе высоченной неведомо в каких краях и, как спуститься, не представляют, потому как пропасть вокруг, да такая, что простая веревка против нее не помощница. Ну если ты не акробат, или как там их… Ну альпинист в общем. И что дальше? А дальше получается, что надо надеяться на себя только, причем во всех вопросах. Главные вопросы, Рогов, они неизменные, вечные: что пожрать и что попить. Насчет попить, так снега тут полно, льда хоть заройся. Не боржоми, но и до смерти не засохнешь. Остается первый вопрос, а с ним все сложно. Вот взять нас. Сели, получается, на самое хлебное место в округе. И что дальше? А дальше ворон считаем. Паша со своими оболтусами днями пропадал, терял время, выискивая не знаю что. И с местными некоторыми поссорился. Ну ты его знаешь, он резким бывает, и вообще не всегда хороший. Не так, как в первые дни, но все равно под большим стрессом человек. А Паша под стрессом очень уж меняется, хрупкий он человек, ранимый даже. Ну ты понимаешь, о чем я. Вот народ и видит, что нехорошие люди подмяли под себя самый сладкий кусок. И что дальше делать им прикажешь? А дальше разное можно придумать. Но то, что лагерь у нас на крепость ни разу не похож, а на три человека среди мужиков пять разгильдяев, – это, Рогов, чистой воды провокацией называется. Так что мы, считай, сами пригласили этих неведомых товарищей.
– Всего лишь за четыре дня народ так озверел…
– Ой, Рогов, ты где вообще родился и вырос? В райском саду, под сенью чудесной яблони? Почему-то думаю, что нет. Человек отродясь был зверем и зверем остался, без кнута он быстро вспоминает свою сущность. Вот убери кнут и дай человеку свободу полную, он что, творить великие вещи начинает? Шедевры создавать? Другие звезды покорять рвется? Нет, он тут же начинает лезть под юбки сестрам и дочкам, курить и нюхать все что можно и нельзя, устраивать на голове стрижку облезлого павиана, искать возможность подцепить сифилис, приставать к заднице товарища, требовать бесплатной кормежки и взамен чтобы ничего не делать и даже жрать человечину в подпольном кабаке за огромные деньги готов, лишь бы показать всем, какой он, мать его, свободный, освобожденный от всех предрассудков. Вот скажи – разве это человеческое поведение? Нет, Рогов, это как раз поведение тупого, но при этом вольного зверя. Над зверем ведь не висит кнут, свобода у него самая что ни на есть полная, для него в таких извращениях все естественно. Ты на небо теперь глянь? Кнут видишь? Нет? И не увидишь. Сюда только мы попали, а кнут там остался, далеко. У нас, Рогов, полная свобода теперь. Звери мы теперь вольные, Рогов. Звери сильные, но одновременно и слабые. Слабые звери не рады своей слабости, вот и думают, как бы им в сильные выбиться. А сейчас кто на жратве сидит, тот и сильный. Я даже удивляюсь, Рогов. Твоей искренней детской наивности удивляюсь. Вон, даже девчонка та все сразу поняла. Прыгать по скале согласна, лишь бы не к нам. Потому как знает: звери вышли на охоту. А чего хорошего от зверя можно ждать?
– Ну тебя вообще понесло… Может, она и правда немного того… Ну не совсем с ума сошла, но сильно на нее все повлияло.
– Может, и так. А может, и я прав во всем, до последнего слова. Пока не посмотришь на нее ближе, только гадать остается. Про психа, который рычал, рассказ слышал? Новенькие вчера и про другого рассказывали. Тот не рычал, но крыша у него далеко уехала и вряд ли своим ходом когда-нибудь вернется. И не скоро помрет, потому как еды у него теперь много, чуть ли не на каждом шагу. Понимаешь, о чем я? Человек – зверь крепкий, но и у него предел есть. Да и все мы одинаковые, но при этом разные. И зверь в каждом свой. Вот у тех, что вечером пришли, зверь крови хотел. Не разговаривать, не договариваться, а крови. Много и сразу, без слов лишних. Такие вот дела…
– Да уж, понесло так понесло…
– Меня понесло? Нет, несет тут кое-что другое, а именно Рогов: отходы человеческой жизнедеятельности. Ведь стоит кнут на минутку спрятать, как они тут же начинают нестись по трубам. Не замечал такого явления? И куда ты только смотришь, Рогов. На баб небось исключительно. Даже здесь ухитрился девку увидеть, какую никто и не видел, кроме тебя. Вот посмотри: при любом ЧП серьезном звериная сущность тут как тут. В Новом Орлеане из-за какого-то урагана вшивого несколько месяцев порядок не могли навести. Город в цыганский цирк превратили. Сверхдержава, мать ее, ничего не могла с бардаком поделать. А почему? Да все потому же: мы те еще звери. И все мы о себе высокого мнения при этом. А как копни… Да любого можно очень быстро до скотского состояния довести. Но быстрее всего это получается, когда холодно, голодно и работа тяжелая. Тебе это ничего сейчас не напоминает?